Форум » АРХИВ » Поэзия-4 » Ответить
Поэзия-4
Nulin: Любимые, красивые, хорошие стихи... Часть 4 Все части темы "Поэзия" смотрите в разделе "Содержание форума"
jiva: Nulin пишет: А я душой отдыхаю... А весной грущу отчаянно. выходит вы "человек Пушкина"
Ирина: jiva, спасибо за стихи
Ирина: 19 октября А.С. Пушкин Роняет лес багряный свой убор, Сребрит мороз увянувшее поле, Проглянет день как будто поневоле И скроется за край окружных гор. Пылай, камин, в моей пустынной келье; А ты, вино, осенней стужи друг, Пролей мне в грудь отрадное похмелье, Минутное забвенье горьких мук. Печален я: со мною друга нет, С кем долгую запил бы я разлуку, Кому бы мог пожать от сердца руку И пожелать веселых много лет. Я пью один; вотще воображенье Вокруг меня товарищей зовет; Знакомое не слышно приближенье, И милого душа моя не ждет. Я пью один, и на брегах Невы Меня друзья сегодня именуют... Но многие ль и там из вас пируют? Еще кого не досчитались вы? Кто изменил пленительной привычке? Кого от вас увлек холодный свет? Чей глас умолк на братской перекличке? Кто не пришел? Кого меж вами нет? Он не пришел, кудрявый наш певец, С огнем в очах, с гитарой сладкогласной: Под миртами Италии прекрасной Он тихо спит, и дружеский резец Не начертал над русскою могилой Слов несколько на языке родном, Чтоб некогда нашел привет унылый Сын севера, бродя в краю чужом. Сидишь ли ты в кругу своих друзей, Чужих небес любовник беспокойный? Иль снова ты проходишь тропик знойный И вечный лед полунощных морей? Счастливый путь!.. С лицейского порога Ты на корабль перешагнул шутя, И с той поры в морях твоя дорога, О волн и бурь любимое дитя! Ты сохранил в блуждающей судьбе Прекрасных лет первоначальны нравы: Лицейский шум, лицейские забавы Средь бурных волн мечталися тебе; Ты простирал из-за моря нам руку, Ты нас одних в младой душе носил И повторял: «На долгую разлуку Нас тайный рок, быть может, осудил!» Друзья мои, прекрасен наш союз! Он как душа неразделим и вечен — Неколебим, свободен и беспечен Срастался он под сенью дружных муз. Куда бы нас ни бросила судьбина, И счастие куда б ни повело, Всё те же мы: нам целый мир чужбина; Отечество нам Царское Село. Из края в край преследуем грозой, Запутанный в сетях судьбы суровой, Я с трепетом на лоно дружбы новой, Устав, приник ласкающей главой... С мольбой моей печальной и мятежной, С доверчивой надеждой первых лет, Друзьям иным душой предался нежной; Но горек был небратский их привет. И ныне здесь, в забытой сей глуши, В обители пустынных вьюг и хлада, Мне сладкая готовилась отрада: Троих из вас, друзей моей души, Здесь обнял я. Поэта дом опальный, О Пущин мой, ты первый посетил; Ты усладил изгнанья день печальный, Ты в день его лицея превратил. Ты, Горчаков, счастливец с первых дней, Хвала тебе — фортуны блеск холодный Не изменил души твоей свободной: Все тот же ты для чести и друзей. Нам разный путь судьбой назначен строгой; Ступая в жизнь, мы быстро разошлись: Но невзначай проселочной дорогой Мы встретились и братски обнялись. Когда постиг меня судьбины гнев, Для всех чужой, как сирота бездомный, Под бурею главой поник я томной И ждал тебя, вещун пермесских дев, И ты пришел, сын лени вдохновенный, О Дельвиг мой: твой голос пробудил Сердечный жар, так долго усыпленный, И бодро я судьбу благословил. С младенчества дух песен в нас горел, И дивное волненье мы познали; С младенчества две музы к нам летали, И сладок был их лаской наш удел: Но я любил уже рукоплесканья, Ты, гордый, пел для муз и для души; Свой дар как жизнь я тратил без вниманья, Ты гений свой воспитывал в тиши. Служенье муз не терпит суеты; Прекрасное должно быть величаво: Но юность нам советует лукаво, И шумные нас радуют мечты... Опомнимся — но поздно! и уныло Глядим назад, следов не видя там. Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было, Мой брат родной по музе, по судьбам? Пора, пора! душевных наших мук Не стоит мир; оставим заблужденья! Сокроем жизнь под сень уединенья! Я жду тебя, мой запоздалый друг — Приди; огнем волшебного рассказа Сердечные преданья оживи; Поговорим о бурных днях Кавказа, О Шиллере, о славе, о любви. Пора и мне... пируйте, о друзья! Предчувствую отрадное свиданье; Запомните ж поэта предсказанье: Промчится год, и с вами снова я, Исполнится завет моих мечтаний; Промчится год, и я явлюся к вам! О сколько слез и сколько восклицаний, И сколько чаш, подъятых к небесам! И первую полней, друзья, полней! И всю до дна в честь нашего союза! Благослови, ликующая муза, Благослови: да здравствует лицей! Наставникам, хранившим юность нашу, Всем честию, и мертвым и живым, К устам подъяв признательную чашу, Не помня зла, за благо воздадим. Полней, полней! и, сердцем возгоря, Опять до дна, до капли выпивайте! Но за кого? о други, угадайте... Ура, наш царь! так! выпьем за царя. Он человек! им властвует мгновенье. Он раб молвы, сомнений и страстей; Простим ему неправое гоненье: Он взял Париж, он основал лицей. Пируйте же, пока еще мы тут! Увы, наш круг час от часу редеет; Кто в гробе спит, кто, дальный, сиротеет; Судьба глядит, мы вянем; дни бегут; Невидимо склоняясь и хладея, Мы близимся к началу своему... Кому <ж> из нас под старость день лицея Торжествовать придется одному? Несчастный друг! средь новых поколений Докучный гость и лишний, и чужой, Он вспомнит нас и дни соединений, Закрыв глаза дрожащею рукой... Пускай же он с отрадой хоть печальной Тогда сей день за чашей проведет, Как ныне я, затворник ваш опальный, Его провел без горя и забот.
Nulin: Ирина, спасибо. Я как раз сегодня, 19-ого, вспоминала это стихотворение.
jiva: сегодня 92 года со дня рождения А. Галича «КОГДА-НИБУДЬ ДОШЛЫЙ ИСТОРИК…» Когда-нибудь дошлый историк Возьмет и напишет про нас, И будет насмешливо горек Его непоспешный рассказ. Напишет он с чувством и толком, Ошибки учтет наперед, И все он расставит по полкам, И всех по костям разберет. И вылезет сразу в середку Та главная, наглая кость, Как будто окурок в селедку Засунет упившийся гость. Чего уж, казалось бы, проще Отбросить ее и забыть? Но в горле застрявшие мощи Забвенья вином не запить. А далее кости поплоше Пойдут по сравнению с той, – Поплоше, но странно похожи Бесстыдной своей наготой. Обмылки, огрызки, обноски, Ошметки чужого огня: А в сноске – вот именно в сноске – Помянет историк меня. Так, значит, за эту вот строчку, За жалкую каплю чернил, Воздвиг я себе одиночку И крест свой на плечи взвалил. Так, значит, за строчку вот эту, Что бросит мне время на чай, Веселому щедрому свету Сказал я однажды: «Прощай!» И милых до срока состарил, И с песней шагнул за предел, И любящих плакать заставил, И слышать их плач не хотел. Но будут мои подголоски Звенеть и до Судного дня… И даже не важно, что в сноске Историк не вспомнит меня! 15 января 1972 г.
Ирина: jiva, спасибо
Nulin: jiva, спасибо
Ирина: Иннокентий Анненский Тоска мимолетности Бесследно канул день. Желтея, на балкон Глядит туманный диск луны, еще бестенной, И в безнадежности распахнутых окон, Уже незрячие, тоскливо-белы стены. Сейчас наступит ночь. Так черны облака... Мне жаль последнего вечернего мгновенья: Там все, что прожито,- желанье и тоска, Там все, что близится,- унылость и забвенье. Здесь вечер как мечта: и робок и летуч, Но сердцу, где ни струн, ни слез, ни ароматов, И где разорвано и слито столько туч... Он как-то ближе розовых закатов. **** Вероника Тушнова Быть хорошим другом обещался Быть хорошим другом обещался, звёзды мне дарил и города. И уехал, и не попрощался, и не возвратится никогда. Я о нём потосковала в меру, в меру слёз горючих пролила, Прижилась обида,присмирела, люди обступили и дела... Снова поднимаюсь на рассвете, пью с друзьями, к случаю, вино, и никто не знает, что на свете нет меня уже давным-давно.
Nulin: Ирина, спасибо. Душевно.
Ирина: Владимир Маяковский Лиличка! Вместо письма Дым табачный воздух выел. Комната — глава в крученыховском аде. Вспомни — за этим окном впервые руки твои, исступленный, гладил. Сегодня сидишь вот, сердце в железе. День еще — выгонишь, может быть, изругав. В мутной передней долго не влезет сломанная дрожью рука в рукав. Выбегу, тело в улицу брошу я. Дикий, обезумлюсь, отчаяньем иссечась. Не надо этого, дорогая, хорошая, дай простимся сейчас. Все равно любовь моя — тяжкая гиря ведь — висит на тебе, куда ни бежала б. Дай в последнем крике выреветь горечь обиженных жалоб. Если быка трудом уморят — он уйдет, разляжется в холодных водах. Кроме любви твоей, мне нету моря, а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых. Захочет покоя уставший слон — царственный ляжет в опожаренном песке. Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем. Если б так поэта измучила, он любимую на деньги б и славу выменял, а мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени. И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать. Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа. Завтра забудешь, что тебя короновал, что душу цветущую любовью выжег, и суетных дней взметенный карнавал растреплет страницы моих книжек... Слов моих сухие листья ли заставят остановиться, жадно дыша? Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг.
Nulin: Ирина, спасибо. Давно Маяковского не читала. "....А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб" - вот это помню.
Ирина: Nulin пишет: .А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб" - вот это помню. И мне эта строчка сразу вспоминается. Но чаще - стихи "О советском паспорте", как-то очень прочно засело в голове.
Nulin: Ирина пишет: Но чаще - стихи "О советском паспорте", как-то очень прочно засело в голове. У меня сидит: - Крошка сын к отцу пришел и спросила кроха, что такое хорошо и что такое плохо.
Ирина: Nulin пишет: У меня сидит: - Крошка сын к отцу пришел и спросила кроха, что такое хорошо и что такое плохо. И я эти строки помню . А еще помню "Я недаром вздрогнул. Не загробный вздор. В порт, горящий, как расплавленное лето..." И еще "Светить всегда, светить везде, до дней последних донца..." В школе, наверное, хорошо мы проходили Маяковского. До странного многое помню.
Nulin: Ирина пишет: А еще помню "Я недаром вздрогнул. Не загробный вздор. В порт, горящий, как расплавленное лето..." А что-то это я и не помню. А вот "Светить всегда, светить везде" - это, конечно, да, классика. В школе тогда, действительно, Маяковскому время определенное отводили. В младших классах, помню, на внеклассном чтении проходили. И, кажется в 10-м, само собой. Интересно, сейчас, наверное, совсем нет в школьной программе Маяковского. Надо поспрашивать у знакомых.
Ирина: Nulin пишет: А что-то это я и не помню. Это стихотворение называется "Товарищу Теодору Нетте. Пароходу и человеку". Мой папа очень любил Маяковского, часто мне его стихи читал. Вот, наверное, я и запомнила. Nulin пишет: Интересно, сейчас, наверное, совсем нет в школьной программе Маяковского. Надо поспрашивать у знакомых. А поспрашивайте, интересно. Но неужели все же нет? Тогда кто там остался?
Nulin: Ирина пишет: Это стихотворение называется "Товарищу Теодору Нетте. Пароходу и человеку". Ах, ну как же. Знаю такое. Запамятовала. Ирина пишет: А поспрашивайте, интересно. Как людей нужных увижу, поинтересуюсь.
Ирина: Nulin пишет: Ах, ну как же. Знаю такое. Запамятовала. По одной строчке иногда не сразу и вспоминается. А еще мы с Вами забыли "У меня растут года. Будет и семнадцать" . Да...основательно мы повспоминали поэта. Nulin пишет: Как людей нужных увижу, поинтересуюсь. Спасибо.
Nulin: Ирина пишет: У меня растут года. Будет и семнадцать Конечно. ...Где работать мне тогда, чем заниматься?
Ирина: От Маяковского - к Бунину. Сорри, никак мне не угомониться. Сегодня 140 лет со дня рождения Ивана Алексеевича Бунина
полная версия страницы