Форум » АРХИВ » Поэзия-7 » Ответить
Поэзия-7
Nulin: Любимые, красивые, хорошие стихи... Часть 7 Все части темы "Поэзия" смотрите в разделе "Содержание форума"
Ирина: Александр Городницкий Над клевером зависшая пчела, Мохнатая, в тигриной позолоте, Как уголёк негаснущий светла, И тяжела, как пуля на излёте. Короткий век свой жить какой ей толк С соцветиями липкими в обнимку? Что значит для неё любовь и долг, И Родина? Согласно Метерлинку, Неизмеримо больше, чем для нас. Мы чужаки в рассветном этом дыме. Мерцающий в тумане Волопас Не нас пасёт под звездами своими. Нам не вписаться в гармоничный ряд Земных зверей, растений и мелодий, Где о свободе вслух не говорят, А просто умирают в несвободе. И сколько к мирозданью ни вяжись, Любые рассуждения напрасны О смысле бытия, поскольку жизнь Бессмысленна, недолга и прекрасна.
Анастасия Белова: Ирина , спасибо за Городницкого
Анастасия Белова: Юлия Друнина Зинка. Мы легли у разбитой ели, Ждем, когда же начнет светлеть. Под шинелью вдвоем теплее На продрогшей, сырой земле. - Знаешь, Юлька, я против грусти, Но сегодня она не в счет. Дома, в яблочном захолустье, Мама, мамка моя живет. У тебя есть друзья, любимый. У меня лишь она одна. Пахнет в хате квашней и дымом, За порогом бурлит весна. Старой кажется: каждый кустик Беспокойную дочку ждет Знаешь, Юлька, я против грусти, Но сегодня она не в счет. Отогрелись мы еле-еле, Вдруг приказ: 'Выступать вперед!' Снова рядом в сырой шинели Светлокосый солдат идет. С каждым днем становилось горше. Шли без митингов и замен. В окруженье попал под Оршей Наш потрепанный батальон. Зинка нас повела в атаку. Мы пробились по черной ржи, По воронкам и буеракам, Через смертные рубежи. Мы не ждали посмертной славы, Мы со славой хотели жить. Почему же в бинтах кровавых Светлокосый солдат лежит Ее тело своей шинелью Укрывала я, зубы сжав. Белорусские хаты пели О рязанских глухих садах. Знаешь, Зинка, я против грусти, Но сегодня она не в счет. Дома, в яблочном захолустье Мама, мамка твоя живет. У меня есть друзья, любимый У нее ты была одна. Пахнет в хате квашней и дымом, За порогом бурлит весна. И старушка в цветастом платье У иконы свечу зажгла Я не знаю, как написать ей, Чтоб она тебя не ждала...
Ирина: Я не знаю, как написать ей, Чтоб она тебя не ждала... Бери шинель, пошли домой Булат Окуджава А мы с тобой, брат, из пехоты, А летом лучше, чем зимой. С войной покончили мы счёты, Бери шинель, пошли домой! Война нас гнула и косила, Пришёл конец и ей самой. Четыре года мать без сына, Бери шинель, пошли домой! К золе и к пеплу наших улиц Опять, опять, товарищ мой, Скворцы пропавшие вернулись, Бери шинель, пошли домой! А ты с закрытыми очами Спишь под фанерною звездой. Вставай, вставай, однополчанин, Бери шинель пошли домой! Что я скажу твоим домашним, Как встану я перед вдовой? Неужто клясться днем вчерашним, Бери шинель пошли домой! Мы все - войны шальные дети, И генерал, и рядовой. Опять весна на белом свете, Бери шинель, пошли домой!
Анастасия Белова: Ирина,
Анастасия Белова: ВОТ !!!! Вроде я это не помещала... Александр Розенбаум Молодой рекой без устали плыви И не бойся, простудившись, заболеть. Возраст - это понимание любви Как единственного чуда на земле. Я живу, судьбу свою кляня, Не желая для себя судьбы иной. Возраст - это размышление о днях, Проведённых за родительской спиной. За столом моим разнузданный портвейн Превратился в респектабельный кагор. Возраст - это радость за друзей, Не сумевших превратиться во врагов. Верно ли сумели мы прочесть Десять фраз, оставленных Христом? Возраст - это стоимость свечей, Превышающая стоимость тортов. Кто ты есть? Чего в себе достиг? Чей ты друг и кто твои друзья? Возраст - это приближение мечты В окончании земного бытия. А смерть, конечно, человечество страшит, Но какие там у нас с тобой года! Возраст - это состояние души, Конфликтующее с телом... иногда.
Ирина: Анастасия Белова, спасибо. Хорошие стихи.
Анастасия Белова: И очень подходят к герою сегодняшнего нашего обсуждения...
Ирина: Анастасия Белова пишет: И очень подходят к герою сегодняшнего нашего обсуждения...
Ирина: Л. Павлова Душа женщины Ну вот, и успокоилась душа, Уже не рвется за пределы тела, Хоть далеко еще не охладела, Но отступают страсти не спеша: Все меньше необдуманных безумств, Все тише всплески, меньше амплитуда, Полученная молодостью ссуда Оплачена пронзительностью чувств. И время-лекарь миссию свою Исполнило, как водится, в итоге Зарубцевались раны и ожоги. В них - дань судьбы земному бытию. Теперь другой сценарий у кино: Все чувства глубже, чище и сильнее, Как многолетней выдержки вино С годами ароматней и ценнее. И где-то там, за кадром, иногда Грустинка легкая нет-нет и пролетает: Не только лечит время, но меняет Привычный облик в старых зеркалах. Сценарий новый - жизненный этап, На то, что было прежде, не похожий: В нем нет безумств "с мурашками по коже", Но много настоящего тепла.
Анастасия Белова: Красиво так, возвышенно и.. грустно... Спасибо за стихотворение, Ирина
Ирина: Осип Мандельштам * * * На меня нацелилась груша да черемуха - Силою рассыпчатой бьет меня без промаха. Кисти вместе с звездами, звезды вместе с кистями,- Что за двоевластье там? В чьем соцветьи истина? С цвету ли, с размаха ли - бьет воздушно-целыми В воздух, убиваемый кистенями белыми. И двойного запаха сладость неуживчива: Борется и тянется - смешана, обрывчива. 4 мая 1937
Ирина: Анна Ахматова * * * Не стращай меня грозной судьбой И великою северной скукой. Нынче праздник наш первый с тобой, И зовут этот праздник — разлукой. Ничего, что не встретим зарю, Что луна не блуждала над нами, Я сегодня тебя одарю Небывалыми в мире дарами: Отраженьем моим на воде В час, как речке вечерней не спится. Взглядом тем, что падучей звезде Не помог в небеса возвратиться, Эхом голоса, что изнемог, А тогда был и свежий и летний,— Чтоб ты слышать без трепета мог Воронья подмосковного сплетни, Чтобы сырость октябрьского дня Стала слаще, чем майская нега... Вспоминай же, мой ангел, меня, Вспоминай хоть до первого снега. 1959
Nulin: Ирина, спасибо
Анастасия Белова: Очень нравятся мне еще стихотворения Асадова о животных. Вот некоторые. Эдуард Асадов. Беспощадный выстрел был и меткий. Мать осела, зарычав негромко, Боль, веревки, скрип телеги, клетка... Все как страшный сон для медвежонка... Город суетливый, непонятный, Зоопарк - зеленая тюрьма, Публика снует туда-обратно, За оградой высятся дома... Солнца блеск, смеющиеся губы, Возгласы, катанье на лошадке, Сбросить бы свою медвежью шубу И бежать в тайгу во все лопатки! Вспомнил мать и сладкий мед пчелы, И заныло сердце медвежонка, Носом, словно мокрая клеенка, Он, сопя, обнюхивал углы. Если в клетку из тайги попасть, Как тесна и как противна клетка! Медвежонок грыз стальную сетку И до крови расцарапал пасть. Боль, обида - все смешалось в сердце. Он, рыча, корябал доски пола, Бил с размаху лапой в стены, дверцу Под нестройный гул толпы веселой. Кто-то произнес: - Глядите в оба! Надо стать подальше, полукругом. Невелик еще, а сколько злобы! Ишь, какая лютая зверюга! Силищи да ярости в нем сколько, Попадись-ка в лапы - разорвет! - А "зверюге" надо было только С плачем ткнуться матери в живот.
Анастасия Белова: БУРУНДУЧОК Блеск любопытства в глазишках черных, Стойка, пробежка, тугой прыжок. Мчится к вершине ствола задорно Веселый и шустрый бурундучок. Бегает так он не для потехи - Трудяга за совесть, а не за страх. В защечных мешочках, как в двух рюкзачках, Он носит и носит к зиме орехи. А дом под корнями - сплошное чудо! Это и спальня, и сундучок. Орехов нередко порой до пуда Хранит в нем дотошный бурундучок. Но жадность сжигает людей иных Раньше, чем им довелось родиться. И люди порою "друзей меньших" Не бьют, а "гуманно" лишь грабят их, Грабеж - это все-таки не убийство! И, если матерому браконьеру Встретится норка бурундучка, Разбой совершится наверняка Самою подлою, злою мерой! И разве легко рассказать о том, Каким на закате сидит убитым "Хозяин", что видит вконец разрытым И в прах разоренным родимый дом. Охотники старые говорят (А старым охотникам как не верить!), Что слезы блестят на мордашке зверя, И это не столько от злой потери, Сколько обида туманит взгляд. Влезет на ветку бурундучок, Теперь его больше ничто не ранит, Ни есть и ни пить он уже не станет, Лишь стихнет, сгорбясь, как старичок. Тоска - будто льдинка: не жжет, не гложет, Охотники старые говорят, Что так на сучке просидеть он может Порой до пятнадцати дней подряд. От слабости шею не удержать, Стук сердца едва ощутим и редок... Он голову тихо в скрещенье веток Устроит и веки смежит опять... Мордашка забавная, полосатая Лежит на развилке без всяких сил... А жизнь в двух шагах с чебрецом и мятою, Да в горе порою никто не мил... А ветер предгрозья, тугой, колючий, Вдруг резко ударит, тряхнет сучок, И закачается бурундучок, Повиснув навек меж землей и тучей... Случалось, сова или хорь встревожит, Он храбро умел себя защитить. А подлость вот черную пережить Не каждое сердце, как видно, может...
Ирина: Жаль зверюшек.
Анастасия Белова: Да уж, это верно... И переживать, оказывается, "братья наши меньшие" могут, не меньше нашего.
Анастасия Белова: А вот еще так, вспомнились строчки из памяти. Кстати, герой этого стихотворения, как мне кажется, очень похож с героем нашего сегодняшнего обсуждения. По крайней мере, я нашла в них кое-что общее. Сергей Есенин. Все живое особой метой Отмечается с ранних пор. Если не был бы я поэтом, То, наверно, был мошенник и вор. Худощавый и низкорослый, Средь мальчишек всегда герой, Часто, часто с разбитым носом Приходил я к себе домой. И навстречу испуганной маме Я цедил сквозь кровавый рот: «Ничего! Я споткнулся о камень, Это к завтраму все заживет». И теперь вот, когда простыла Этих дней кипятковая вязь, Беспокойная, дерзкая сила На поэмы мои пролилась. Золотая, словесная груда, И над каждой строкой без конца Отражается прежняя удаль Забияки и сорванца. Как тогда, я отважный и гордый, Только новью мой брызжет шаг... Если раньше мне били в морду, То теперь вся в крови душа. И уже говорю я не маме, А в чужой и хохочущий сброд: «Ничего! Я споткнулся о камень, Это к завтраму все заживет». Февраль 1922
Анастасия Белова: А вот еще, из того что просто было в памяти)) Сергей Есенин. Видно, так заведено навеки — К тридцати годам перебесясь, Все сильней, прожженные калеки, С жизнью мы удерживаем связь. Милая, мне скоро стукнет тридцать, И земля милей мне с каждым днем. Оттого и сердцу стало сниться, Что горю я розовым огнем. Коль гореть, так уж гореть сгорая, И недаром в липовую цветь Вынул я кольцо у попугая — Знак того, что вместе нам сгореть. То кольцо надела мне цыганка. Сняв с руки, я дал его тебе, И теперь, когда грустит шарманка, Не могу не думать, не робеть. В голове болотный бродит омут, И на сердце изморозь и мгла: Может быть, кому-нибудь другому Ты его со смехом отдала? Может быть, целуясь до рассвета, Он тебя расспрашивает сам, Как смешного глупого поэта Привела ты к чувственным стихам. Ну и что ж! Пройдет и эта рана. Только горько видеть жизни край. В первый раз такого хулигана Обманул проклятый попугай. 14 июля 1925
полная версия страницы