Форум » ФИЛЬМОГРАФИЯ » "Барак", 1999г. » Ответить
"Барак", 1999г.
Евгения adm: Барак, художественный фильм, 1999 год., 111 мин. -------------------------------------------------------------------------------- Режиссер(ы): Валерий Огородников Актер(ы): Ирина Сенотова, Юлия Свежакова, Евгений Сидихин, Нина Усатова, Сергей Качанов, Наталья Егорова, Леонид Ярмольник, Артем Гусев, Дмитрий Бульба, Алексей Девотченко, Андреас Дильшнайдер, Татьяна Аптикеева, Павел Григорьев, Игорь Климов, Женя Мадьянов, Г.Балбекова, И.Гвоздев, Р.Камалутдинов, Л.Катасонова, Ю.Коньчев, Г.Кубрин, В.Малый, И.Мигашкин, Е.Никельберг, А.Примак, Сергей Русскин, В.Селюнов, В.Сидоров, Г.Фищенкова, А.Цепилов Сценарий: Виктор Петров, Валерий Огородников Оператор(ы): Юрий Клименко, Анатолий Лапшов Художник(и): Виктор Иванов, Вера Зелинская Производство: ВГТРК, Дар, Пеликан -------------------------------------------------------------------------------- О фильме: По мотивам новеллы Виктора Петрова "Ольга Ледоход". Время и место действия - 1953 год, закрытый уральский городок Сатка, очередная стройка века. Герои фильма - жители рабочих бараков (заселялись на время, а получилось навсегда) - русский, татарин, немец, еврей... Среди них есть изгой - бывший прислужник в немецкой комендатуре, люто ненавидящий немца, у которого золотые руки и чересчур добрая душа, есть и фотограф, снимающий время и людей, которых он весело надувает, есть и собственный блюститель порядка, с первого взгяда полюбивший приехавшую из Ленинграда молодую специалистку... Это жизнь наших родителей. Им и своему детству посвящает свой фильм режиссер. Приз "Серебряный леопард" на 52 Международном кинофестивале в Локарно, 1999 г. Гран-при на 7-м фестивале российского кино "Окно в Европу" в Выборге, 1999 г. Другие фильмы с участием С.В. Жигунова
Ответов - 4
irma: Обложка DVD
irma: Вышли мы все из барака ГАЗЕТА КОММЕРСАНТЪ № 142 (№ 1786) от 11.08.1999 На фестивале в Локарно прошла премьера конкурсного фильма "Барак" режиссера Валерия Огородникова. Первая реакция свидетельствует о том, что у этой картины есть шансы на признание жюри и критики. Русское кино представлено на нынешнем фестивале порой неожиданным образом. В конкурсе участвует итальянский фильм "Время любви" режиссера Джакомо Кампиотти. Сценарий к нему написал Александр Адабашьян, а одна из сюжетных линий – роман француженки и русского парня. Другой сюжет такого рода разработан в фильме "Восток–Запад". К сожалению, никто из русской группы создателей этой исторической мелодрамы в Локарно не приехал – кроме Сергея Бодрова-старшего, приложившего руку к сценарию, да и то он явился уже после премьеры. Фильм прошел как чисто французский. Еще одна картина, снятая Виталием Каневским, обозначена в программе как франко-бельгийская, хотя и называется по-русски – "Kto bolshe". Это документальный групповой портрет мелкого бизнеса в России. Режиссер смотрит с довольно зло иронией и вытаскивает на первый план шокирующие западного зрителя подробности. Например, то, как в России снимают порнофильмы, можно смело отнести к сфере экзотики. Похоже, Каневский все еще отрабатывает эстетику тотальной чернухи, в которой он некогда преуспел. Девять лет назад снобистский французский журнал "Кайе дю синема" даже включил Каневского в список двадцати "режиссеров 2000 года". Но вот 2000-й почти на дворе, а Виталий Каневский давно отстал от паровоза и пребывает в числе маргинальных фигур, некогда подававших надежды. Единственный полноценно русский фильм в программе Локарно – "Барак" Валерия Огородникова. Хотя формально это российско-немецкая копродукция. Картина с нетерпением ожидалась многими фестивалями, чуть не попала в Венецию, и вот теперь прошла ее премьера в Локарно. Коммунальный быт послевоенного уральского барака показан без смакования ужасов и ложной ностальгии. По словам режиссера, барак – это живое существо, некий биологический организм. И в то же время – символ соборности или, в западной терминологии, коллективного бессознательного (почти по Юнгу). Можно рассматривать сюжет картины и как сеанс психоанализа, которому жители барака подвергают "новенькую" – психически сломленную девушку – и излечивают ее. А можно увидеть в фильме просто драматические судьбы людей, сломленных войной и машиной сталинского террора. Бывшие блокадники, военнопленные немцы, полицаи, лагерники и их охранники-оперы живут в одном и том же пространстве барака, вместе любят, ненавидят, страдают, заливают горе мутным самогоном и запевают протяжными уральскими песнями. Так – вместе – они изживают прошлое и достигают исторического момента расстрела Берии. Одного из самых колоритных персонажей фильма, женолюба и фотопорнографа Жору, сыграл Леонид Ярмольник. Но еще важнее его другая роль – главного продюсера фильма, который снимался несколько лет при минимальном немецком взносе и при поддержке нескольких российских телеканалов. По словам Ярмольника, это самый немодный и самый традиционный из фильмов, с которыми он имел дело: "Короче говоря, в нем собрано то, что я люблю в кино больше всего". "Барак" потерял бы значительную часть своей привлекательности, если бы не оператор Юрий Клименко, работавший с Параджановым и другими крупными режиссерами,– он нашел нестандартный изобразительный ключ к картине. Цвет приглушен и пробивается сквозь черно-белое изображение: в одном кадре волосы героини вдруг становятся рыжими. Так сквозь сумерки сталинского времени, сквозь черно-белый кошмар пробиваются цвета человеческих чувств. Недаром на пресс-конференции большая часть вопросов касалась секретов операторской работы. Почетный президент ФИПРЕССИ Марсель Мартен сказал, что фильм несколько формалистичен, но это совсем не плохо. Председатель официального жюри американец Пол Бартель аплодировал стоя вместе со всем залом. А Валерий Огородников после долгой паузы вновь вернулся в число режиссеров, которые определяют высокий "конвертируемый" уровень российского кино. АНДРЕЙ ПЛАХОВ
Архивариус: Искусство кино, №12, 1999 ПРАВДИВОСТЬ ПРОТИВ ПРАВДЫ Автор: Дмитрий Савельев "Фильм, созданный режиссером N после затянувшейся паузы, опрокинул все ожидания..." -- подобная кинокритическая формула в случае с "Бараком" Валерия Огородникова, молчавшего восемь лет, не работает. Потому что от этого режиссера всякий раз не знаешь, чего ожидать. Дебютный "Взломщик" был старательно "прикинут" по молодежной перестроечной моде, но сукно "одежки" выдавало "папины" вкусы, и знаком этого кино стал Константин Кинчев, переозвученный чужим голосом. "Бумажные глаза Пришвина", казалось, не состояли со "Взломщиком" даже в отдаленном родстве. В них светилась пылкая страсть к непрямой речи и нелинейному, сложносочиненному повествованию: путались сюжетные ходы, вихрились цитаты, наслаивались и расслаивались времена, над которыми в черном небе парила бессмертная бронзовая туша "отца народов". Тем не менее само послание, пусть и не без труда, поддавалось дешифровке, смысл его прочитывался. "Опыт бреда любовного очарования" -- название, жанр и диагноз в одном предложении, случай самодостаточного изъявления завиральной, ничему не подконтрольной авторской энергии, фильм, отвязно-манерный по форме, бессвязно-мутный по содержанию... Из суммы этих трех лент не выведешь формулу пути, единым концептом их не ухватишь. Да и ленинградская генеалогия режиссера хоть и очевидна, но не чистопородна: если "Взломщик" и задет асановским крылом, то по касательной; "Бумажные глаза Пришвина" глядят не столько сквозь германовские очки, сколько поверх них -- в иные дали; "Опыт бреда любовного очарования" надышался безымянными миазмами питерских арт-болот, но и не только... К тому же "ленинградская школа" сегодня не предмет заинтересованного обсуждения. Сам термин, некогда замусоленный-затасканный, покоится на "культурном" участке того же кладбища, где нашли последнее пристанище "командно-административная система", "неформалы" с "люберами" и прочие актуальные словечки времен перестройки. Соответственно, содержимое, которое этот термин обслуживал, и без того нецельное, ныне рассыпалось, повыветрилось, выдохлось... "Ленинградская школа" распущена на бессрочные каникулы, и местный контекст для фильма Х, который пророс вопреки всему на каменноостровском асфальте, создают фильмы Y и Z годичной-двухгодичной давности. Однако и этот контекст по-своему содержателен, так же как и соотнесение "Барака", родившегося в нынешних обстоятельствах места и времени, с уже давнишними, раннеперестроечными питерскими всходами. Ясно, что фильм с названием "Барак", снятый в Питере лет десять назад, согласно общему чернушному поветрию, предстал бы средоточием свинцовых мерзостей сталинщины, а сам барак -- символом невыносимой тяжести тоталитарного бытия. Каковым средоточием и символом была, скажем, "Кома" Бориса Горлова и Нийоле Адоменайте. Но за те годы, что держал паузу Огородников, оптика нового времени заставила целлулоидную реальность прошлого изменить очертания. Иван Дыховичный обнаружил много солнца в холодной сталинской воде, Никита Михалков показал, что в кровожадную эпоху есть место не только подлости, но и семейным чувствам и ароматному чеховскому быту. А некоторое время спустя вектор умонастроений свернул в сторону "старых песен о главном", одну из которых и поют всем миром за накрытым свадебным столом в финале фильма Огородникова: "...Где тропа запорошена, были встречи у нас горячи..." Автор "Барака" подобным умонастроениям, очевидно, не чужд или, по крайней мере, считает своим долгом их учитывать. Он вступает в показательно-полемические отношения с тем пространством, которое у Виталия Каневского в "Замри-умри-воскресни" представало угрюмым вместилищем разрушенных судеб и вызывало физиологическое отторжение (что не отменяло отчаянной, взахлеб, любви к собственному детству). В "Бараке" убожество декоративно, оно есть сумма безобидных, не тревожащих знаков, оно подобно кефиру "Данон", чей вкус якобы напоминает "новому русскому" мужу кефир "из детства", а на самом деле не напоминает вовсе. "Нашим родителям посвящается" -- выведено в углу начального кадра, и в этой обезличенной множественности все дело, потому что не бывает "наших" родителей, а бывают "мои", и "нашего" детства не бывает -- только "мое". Историческое самочувствие "ленинградской школы" было по определению делом сугубо личным. Огородников же совершает в "Бараке" занятный кунштюк. Как и в "Бумажных глазах...", он, не набиваясь к Алексею Герману в наследники по прямой, ограничивается заимствованием у него необходимых деталей для собственного предприятия. Но если прежде предприятие было индивидуально-частным и рукодельные детали вживлялись в кустарный механизм, то сейчас на основе заемных визуальных принципов создается упаковка для продукта массового потребления. Этот путь в свое время начинал торить Семен Аранович, приспосабливавший Германа к народному глазу в "Торпедоносцах" и "Противостоянии". То была беллетризация "неудобного" высказывания, которое только делало вид, что покоряется сюжетной формуле "мент артистку полюбил" (в "Лапшине"); то был пошив готового платья по "откутюрному" образцу. Что до Огородникова, он усмиряет буйнопомешанный германовский гиперреализм инъекцией уютного мелодраматизма в духе Тодоровского-старшего и даже доводит его до "мыльных" кондиций. Это безусловная новость. Именно ее, вероятно, имело в виду жюри Локарно-99, присудившее фильму "Серебряного леопарда" в номинации "новое кино". Мало кто из операторов умеет с таким блеском соответствовать требованиям заказчика-режиссера, как Юрий Клименко. Надо -- оформит пространство бреда для Сергея Соловьева, надо -- замесит избыточно густой и насыщенный российский раствор для Юрия Грымова, а надо -- как в случае "Барака" -- со-чинит ретро "под Валерия Федосова". В высшей степени кондиционный эрзац, но не вдохновенный, с холодным носом исполненный. Лишенное температуры, самодостаточное изображение не прилегает к повествованию, не приживается, и своего рода мастер-класс, который Огородников разрешает Клименко провести на территории "Барака", выглядит самостоятельным аттракционом. Неуместное экспрессивное своеволие картинки (нежное ч/б вдруг взрых-ляется крупными зернами, замирает в стоп-кадрах, прорастает цветом, пульсирует в рапиде, уходит в сепию и т.д.), имитирующее частный нервный взгляд в собственное прошлое, оказывается в разладе с замыслом фильма про все "наше", про теплокровную соборную жизнь в холодное межсезонье пятьдесят третьего. Стоп-кадры и групповое фото вместо финальной точки заставляют было подозревать повествователя в фотографе -- одном из персонажей, -- но подозрения эти осмысленных подтверждений не получают. Повествователь неизобличаем, он затерялся в рядах тех самых "нас", кто посвящает это кино своим родителям. Надо ли говорить, что неказистое дощатое строение в Богом забытой Сатке -- не фантом воображения и не просто среда обитания уральских поселенцев, а пространство-метафора. В той же мере метафора, в какой была ею захиревшая номенклатурная дача "Цветов календулы": кажется, "Барак" вступает в пространственную полемику не только с "барачным" Каневским, но и с "дачным" Сергеем Снежкиным. Кажется также, что в жюри выборгского фестиваля "Окно в Европу", последовательно -- с интервалом в год -- присудившего Гран-при "Цветам календулы" и "Бараку", царит концептуальный настрой. И понимание, что на самом деле окно отворяется не наружу, а вовнутрь и взгляд обращен туда же. Члены жюри оценили рифму. Картине декадентского манерного разложения, запечатленной в абсурдистских тонах в "Цветах календулы", "Барак" противопоставляет ядреное здоровье и прозрачную, на миру жизнь единого народного тела при распахнутых дверях (заходят друг к другу без стука) и в фанерных стенах (одноногий барачный Казанова, занимаясь сексом, долбит деревянным протезом по оштукатуренной перегородке -- и гулкое эхо любви разносится по комнатушкам-ячейкам). Барак рекомендован автором как советский Ноев ковчег и утраченный рай одновременно. Под крышей этого ковчега, под небом этого рая Огородников свел детей разных народов. Приняв фольклорную формулу из рук Сергея Сельянова ("Время печали еще не пришло"), он поселил вместе русских, немца, татарина и еврея. Русские многочисленны: гроза местного хулиганья старлей Болотин (Е.Сидихин) с малолетним сынишкой, питерская фифа-блокадница Ольга (Ю.Свежакова), ее соперница в борьбе за большое болотинское сердце Клавдия (И.Сенотова), мелкий уркаган Герка (А.Девотченко), подвизавшийся писарем при фашистском штабе, мужеподобная, хранящая за фасадом грубых форм хрупкую женскую уязвимость Полина (Н.Усатова), пышно взбитая Липа (Н.Егорова) и еще десятка полтора персонажей помельче. Немца зовут Фридрих (А.Дильшнайдер), он бывший пленный, благообразный и тихий, вместе с женой Фаиной (Т.Аптекеева) мечтает об избавлении от еще не родившегося ребенка. Татарин (С.Качанов) -- глухонемой муж Полины -- нелегально держит коня. Наконец, еврей Фугельман (Л.Ярмольник) -- увечный фотограф, тот самый Казанова, промышляющий изготовлением самопальных порнооткрыток. Эта пестрая публика, по большей части столь же колоритная, сколь и типажно предсказуемая, толчется на пятачке "Барака", варится в котле разнообразных отношений, из которых выкристаллизовывается несколько сюжетных линий: любовный треугольник Ольга -- Болотин -- Клавдия, похождения сердцееда и скабрезника Фугельмана, стычки между Геркой и Фридрихом... В финале три основные коллизии получают одновременное разрешение: за длинным, во весь коридор, столом население барака справляет двойную свадьбу (Болотина с Ольгой, Фугельмана с Липой), кроткий немец Фридрих убивает Герку, в то время как Фаина рожает немцу сына. Однако должную опору в этих сюжетах драматургическая конструкция не обретает: фильм является кинематографической версией телевизионного мини-сериала, который явно нехотя съежился в необходимый прокатный формат. Версия предъявлена как самоценный текст, восприятие которого не требует-де скидок на проделанную операцию, но на самом деле таковым текстом не является. Слишком очевидна вынужденная скороговорка сюжетного дайджеста, слишком откровенны обрывы нитей, слишком заметны следы монтажных ножниц, порой кастрирующих коллизию до полной невнятицы -- как, например, в случае с железнодорожным бизнес-туром фотографа, приторговывающего по пути в Елань спиртным и "голыми" карточками. Драматургическое поле фильма походит на кладбище обозначенных и непрочерченных историй, которые из экспозиции вдруг сразу переходят в финал. Актеры, существовавшие на приволье сериала и постфактум переселенные в иной, тесный формат, поставлены в положение ложное: в каждом случае сумма обрезков роли выдается за некое целое. Тем не менее лица и манеры подогнаны друг к другу достаточно тщательно, почти любая актерская работа в "Бараке", большая и малая, достойна уважительных эпитетов: добротная, приличная и т.п. Другое дело, что для актрисы класса и мощи Нины Усатовой оба этих эпитета не лестны, но как минимум тревожны. Последние экранные явления Усатовой (особенно в "Кадрили" и "Страстном бульваре", но и "Барак" ситуацию не улучшает) отмечены неоправданным расчетом режиссуры на витальную самоигральность актрисы, которая, оказываясь без режиссерской опоры, тушуется, срывается в привычное. Вот и Огородникову, наверное, казалось, что трагический монолог на крупном плане он получит от Усатовой в готовом виде -- достаточно только камере задать означенную крупность. Ан нет. Что-то сошлось у Хотиненко с Усатовой в "Мусульманине", и получилась как есть трагедия, а в "Бараке" не получилась. Это, пожалуй, главная досада "по актерской части". Зато хорош (пусть и пунктирна роль) Алексей Девотченко -- Герка, мальчишка-старичок, с его взглядом, горящим сухим безумием и отмеченным печатью "нежилец". На своем месте Евгений Сидихин -- бравый старлей Болотин, гроза местных хулиганов и спекулянтов. Думаю, со времен "Прорвы" это самое точное и качественное использование его имиджа и возможностей. Но лучше прочих Леонид Ярмольник -- Георгий Осипович Фугельман, он же фотограф Жора. Жалкий, фанаберистый, скандальный, несчастный балагур и тайный печальник. Собственно говоря, понятно, на каких основаниях подселяет Огородников в "Барак" актера и шоумена, чей искристый имидж он не пытается отменить (что невозможно), но использует в собственных практических целях. Основания примерно те же, что были у Германа, пригласившего Андрея Миронова в "Лапшина". Далекие отсветы былых бенгальских огней и шутих, некогда слепивших, скорее угадывались, чем улавливались в мироновских глазах (актер играл эту роль на отказе от всех привычных приспособлений в жесте и тоне). Миронов -- Ханин пытался утаить свою кромешную потерянность за мишурным бодрячеством, вымученной улыбкой и маскарадом, на правах заезжего франта неустанно облачаясь в разное -- элегантный светлый пиджак, твидовое пальто с поднятым воротником и кепи, длинный вязаный шарф и шляпу с заломленными полями. Вот и Ярмольник -- Фугельман играет в барачного бонвивана при беретке и бабочке (с последней не расстается и в минуты любовных утех) и усиленно прячет свое еврейское несчастье в пестром ворохе прибауток, насмешек, фокусов и галантных пошлостей. Но оно все равно просвечивает. Огородников, сознаемся, не Герман, и Ярмольник не Миронов, а потому битый жизнью Фугельман не ровня обугленному Ханину. И все же серьезное дело сделал режиссер для артиста, заставив нас забыть про "цыпленка табака" и напомнив о давнишнем немце-очкарике из "Сашки" -- трагическом, неаттракционном, кажется, уже и не существовавшем: давно, мол, и неправда. Оказывается, нет, правда. И она важнее маленьких неправд вроде чужого, не ко времени, словца, проскакивающего в речи людей 50-х, или свежего рубца на ладони блокадницы -- якобы "с тех времен", то есть почти десятилетней давности. А также важнее маленьких демонстративных правд, мозолящих глаза своей "правдивостью", скучной и общеупотребительной. Возможно, пространство телевизионного повествования, которое не настроено на интимную волну, которое не для "каждого", а для "всех", отчасти оправдает набор общих мест, расхожих примет (танцы в клубе, "ваша очередь мыть пол" и т.д.), требующих, подобно клецкам в бульоне, чтобы их опознали и выловили. В этом смысле Огородников составляет компанию Дмитрию Месхиеву с его "Американкой": там подробности о 70-х (чиркаш на подошве, портвейн по стаканам, клинья в брюках) тоже живут не частной, а публичной жизнью, торгуя собой, отчего возникает некоторая неловкость за авторскую страсть к такого рода коллекционированию. Телевидению же дозволено перекодировать "амаркорд", перевести "вспоминаю", глагол первого лица, из единственного числа в форму числа множественного. Что ж, подождем телеверсию.
Архивариус: Газета «Вечерний Челябинск», 02-12-1999 МЫ ВСЕ РОДОМ ИЗ "БАРАКА" Писатель Виктор Петров Бараков в Челябинске было много: Челябстрой, Верхний и Нижний поселок, 1-й участок... Сегодня уже не объяснишь, что это такое, тем, кто не видел бараков своими глазами. Засыпное, длинное, похожее на сарай строение, 25 - 30 комнат, сквозной коридор. Туалет на улице, колонка ближняя и обязательно дальняя, если в ближней вдруг нет воды. Два входа с той и с другой стороны, лавочки, где летом по вечерам дружно сидят все соседи. Иногда ссорятся, но в общем бегают друг к другу за хлебом, солью, дровами, книжками, деньгами. В праздники некоторые семьи объединяются. Пируют. Мужчин мало: после войны сплошные вдовы, которые, воспитывая детей, воюют с ними, бьются за кусок хлеба, но как-то без надрыва. Все живут одинаково. Одинаково бедно, голодно и... весело. Потому что жизнь есть жизнь. В ней все: любовь, горе, смех, слезы, радости, печали и вера в то, что обязательно будет лучше. Барак - это эпоха, это образ жизни, это поколение... Сегодня мы знаем: большинство людей, живших в эпоху бараков, так и не дождались времени, в которое свято верили. Писатель Виктор Петров написал на эту тему киноповесть, которую так и назвал "Барак". А затем появился сценарий одноименного фильма, сделанный совместно с известным режиссером Валерием Огородниковым. - Я хотел сделать фильм о поколении наших родителей, о пришедших с войны людях, которые, побывав на фронте, вернулись домой с совсем другими взглядами на жизнь. Они ждали от страны больше, чем она могла им предложить. Но Родина, как всегда, недодала своим сыновьям, которые были достойны, наверное, лучшей жизни, лучшей участи. "Барак" - это переплетение множества человеческих судеб. И я хочу, чтобы зритель понял эти судьбы, чтобы эти очень непростые и разные герои вызвали самые теплые человеческие чувства. Я хотел сделать честный, добросовестный фильм о поколении моих родителей", - так сказал о "Бараке" его создатель Виктор Петров. Читатели уже знают, что фильм получил несколько престижных призов. И зарубежная критика отметила, помимо художественных достоинств киноленты, современное звучание темы. И это так: все, что происходит в стране сегодня, все хорошее и плохое, имеет объяснение: мы все родом из того времени, из "Барака", ставшего символом целого отрезка нашей послевоенной истории. В канун премьеры фильма Виктор Дмитриевич в кинотеатре "КиноМАКС-Урал" встретился с журналистами и ответил на множество вопросов. - Виктор Дмитриевич, челябинцы, конечно, помнят ваш первый фильм "Человек со свалки". А как и когда переплелись ваши пути с режиссером Валерием Огородниковым? - Да, в общем, случайно. Он тоже уралец, родом из Нижнего Тагила. Но сразу ведь чувствуешь, что за человек перед тобой. Вот мы и почувствовали друг друга. У него свой взгляд на кино, который мне близок и понятен. Валерия Огородникова я бы назвал "трудоемким" человеком. И это определило характер наших отношений. Потому это я такой же. Интересно, что сначала Огородников перевел повесть на язык кино, потом сценарий был переведен на французский. И получил первый приз в конкурсе сценаристов стран Европы и СНГ. Потом свое "за" сказало Госкино. Интересная деталь: когда я работал над повестью, то обратился к Петру Ивановичу Сумину, который тогда не был губернатором и у него было свободное время, чтобы возиться со мной. Петра Ивановича я попросил проконсультировать меня насчет одного из моих героев - председателя горисполкома. Петр Иванович прочел "Барак", похвалил меня, а потом спросил: "Это ты так представляешь себе работу председателя горисполкома?" И, конечно, дал множество советов. Вообще помогали мне в работе многие люди, и я всем им искренне благодарен за это. - А где же взяли деньги? Сегодня многие киношники жалуются, что найти средства на фильм невозможно. - Может быть, потому, что фильмы такие, на которые и давать-то не хочется. Ведь экраны буквально заполонила откровенная "чернуха". Все стараются заклеймить, разоблачить, обнажить, очернить то, что было в нашей истории. От этого все устали. - У вас другой взгляд? - Другой. Как сказал актер Леонид Ярмольник: "Мы все рождены от любви, и за это благодарны нашим родителям". Так вот о том, что мы рождены все же от любви, многие кинематографисты забыли. А суть-то ведь в этом. - Виктор Дмитриевич, фильм о личном, о ваших родителях? - Скорее, о поколении моих родителей. Я сам из Сатки, там и проходили съемки "Барака". В массовках участвовали сами жители, а начальник саткинской милиции даже сыграл небольшую роль. - А кстати, как вам работалось с такими известными актерами, как, например, Леонид Ярмольник? - Замечательно работалось. Это настоящий профессионал, невероятно трудоспособный. А главное, понимающий. Знаете, как он говорит о жизни в бараке? "Живешь в одной квартире и у тебя одна радость раз в месяц. А живешь в квартире, где двадцать семей, - и у тебя радость каждый день. И если ты не животное, то у тебя есть возможность радоваться". Вообще в фильме снимались и другие прекрасные актеры, не только Ярмольник. Это Евгений Сидихин, Нина Усатова. Андреас Далшнейдер, актер из Германии, вообще поразил меня. Чтобы участвовать в съемках, он выучил русский язык. Я видел, как он жадно впитывал сегодняшнюю жизнь, сегодняшних людей. Был такой забавный момент: на съемках массовых сцен жители Сатки принесли ведро браги: раньше же в основном в бараках только ее и пили. Актеру тоже предложили попробовать. И наш непьющий Андреас тут же выпил неведомого напитка из оцинкованного (!) ведра. Не побоялся, так нужны были ему ощущения той эпохи. И еще мы все очень много разговаривали о времени, о жизни и очень много работали. - Виктор Дмитриевич, понятно, что работа огромная. Но вот фильм завершен, какие чувства обуревают? Вы счастливы? - Тут немножко по-другому. Все очень долго тянется, эмоции "устают". Мне трудно объяснить свои чувства. С картиной ведь как? Все важно, даже время показа. Помню, когда вышел "Человек со свалки", его прокрутили на многих каналах стран Европы. А в России в это время шел 1991 год, был путч. И всем было не до кино, все жили политикой. И получилось, что в Европе фильм прошел с большим успехом. Мне кажется, с "Бараком" мы угадали: фильм современен. Люди как бы созрели, чтобы ощутить по-новому время, которое в основе киноповести. Вообще-то я не конъюнктурщик. Считаю, что главное быть искренним, честным в своем творчестве, жить вместе с героями одной жизнью, понимать их. Тогда все получится. Если же ориентироваться на конъюнктуру, то я пас. Две мои попытки сделать кино из конъюнктурных соображений - я же живой человек, мне надо еще и семью кормить - не удались. Я понял, что это не мое и не надо пытаться идти против себя. Не могу, если душа не лежит. - На кого рассчитан "Барак"? На старшее поколение? - Я никогда не думаю об этом, когда пишу. Но, по крайней мере, в Швейцарии, в Лозанне, где фильм посмотрели тысячи человек, мы получили приз молодежного жюри. Наверное, возраст не имеет значения, если на экране живут герои, которым надо сочувствовать и сострадать. Это вечные чувства, они не имеют возраста. Лидия СТАРИКОВА. Фото Сергея АРСЕНЬЕВА. Р.S. Присутствовавший на встрече вице-губернатор области Андрей Косилов назвал премьеру фильма "Барак" крупнейшим событием в культурной жизни не только Челябинска, но и страны. - Челябинск нельзя назвать провинциальным, - сказал Андрей Косилов, - потому что такие явления, как "Руслан и Людмила" на сцене оперного театра, премьеры в драматическом, литературный журнал "Уральская новь", фильмы Виктора Петрова и многое другое, ставят наш город в ряд с другими культурными центрами России. Все эти явления воспитывают ощущение патриотизма, вызывают естественное чувство гордости. Администрация области старается поддерживать такие заметные проекты. И я искренне рад тому, что судьба дала нам возможность участвовать в реализации очередного кинопроекта Виктора Петрова. По большому счету это совместный проект ТV Центра, мэра Москвы Юрия Лужкова и нашей администрации. "Барак" - фильм о жизни Урала. И говорит он о том, что во все времена, при любых трудностях основная масса людей демонстрирует все же лучшие человеческие качества: порядочность, доброту, понимание
полная версия страницы